Когда говорят о группе, в первую очередь вспоминают фронтмена, к которому притянуты взгляды публики, или главного идеолога и композитора, подобно капитану корабля прокладывающего курс. Гораздо реже задумываются о тех, кто без лишних слов из года в год своей игрой обеспечивает функционирование сложного механизма, именуемого рок-группой. Михаил Светлов был одним из отцов-основателей Чёрного Обелиска, принимал участие в возрождении команды в девяностом году, и ныне, вот уже почти пятнадцать лет, прошедших с момента пост-крупновского реюниона, он с коллегами упрямо движет в гору с машину ЧО. А в том, что курс проложен именно вверх, сомнений быть не может: последние релизы группы наглядно это демонстрируют. Но разговаривать с Михаилом мы будем не о миньоне "Вверх" или сборнике ремейков "Мой мир", а про чувство Родины, гитары, бухло, наркотики, Бориса Гребенщикова и важнейший атрибут металлиста – хаер.

Первый вопрос, Михаил, у нас такой: "металлический" музыкант с годами либо лысиной обзаводится, либо седой гривой, а у тебя короткая стрижка.

Михаил Светлов: Как правило, музыканты, играющие экстремальные стили, в том числе то, что играем мы, или волосаты или, наоборот, коротко стрижены. У нас Митяй и Данила волосатые, а Максим плюнул на всё и тоже подстригся.

Да, но зато бороду отращивает.

Михаил Светлов: У меня тоже есть какая-никакая. Я могу, конечно, её отрастить, покрасить её в какой-то цвет, но...

Не хочется?

Михаил Светлов: Не то, чтобы не хочется. Не вижу смысла.

А вообще, что появилось раньше: гитара или хаер?

Михаил Светлов: Вот хороший вопрос! Наверное, гитара.

А как она оказалась в руках?

Михаил Светлов: У соседа была. Я взял попробовать - мне стало интересно, зачем это. Было мне лет 13. Потом очень долго мучил маму: "Купи мне гитару". И мама купила, естественно, ленинградскую. По-моему, первая гитара была даже семиструнная со снятой седьмой струной. Затем были всякие курсы - тогда ещё процветало всё это на платформе 4-й километр в ДК не помню чего. Ездил туда, мы разбирали какие-то ноты… Потом уже всё началось, своя голова начала думать, соображать. Занялся классикой и до 17 лет я электрогитару вообще в руки не брал. Четыре года играл не подъездные бренчалки, хотя и их тоже, а больше произведения для классической гитары. Причём, даже не их, а джаз, рэгтайм, сыгранный на классической гитаре. В итоге занесло меня, сами видите, куда. Хотя, если так прислушаться, джазовые отблески периодические появляются. В той же обелисковской песне "Джаз" вступление было придумано мной за 2 минуты. Из него можно было бы вообще джазовую композицию сделать - при слове джаз или классика у меня вопросов никогда не возникает - но мне это не очень интересно. Поэтому, наверное, у нас существуют определённые вкрапления, но постоянно этим заниматься и класть голову на алтарь классики или джаза я не готов.

Специализированного музыкального образования у тебя нет? Ты учился сам?

Михаил Светлов: Я учился, учился, учился до какого-то момента. Потом в 18 лет я решил это немножечко узаконить. Страна была несколько другая, там надо было всё-таки иметь какое-то определённое образование. И я поступил в музыкальное училище.

Не в Гнесинку?

Михаил Светлов: Нет. Есть такой замечательный город Электросталь. На тот момент - это был 1985 год - эстрадных отделений, которые занимаются именно электроинструментами, в Москве было всего два: Гнесинское и в Московской области в Электростали. На всех остальных были народники, академики и классические инструменты. В Гнесинку мне ничто не светило, потому что не был я шибко талантлив и не воспитывался с детства в музыкальной среде. Да и инструмент такой был для них в новинку. Сейчас, может быть, преподаватели в той же Гнесинке приблизительно представляют себе гитару. Но тогда эстрадное отделение готовило людей как единицу в оркестре, в эстрадном оркестре. Для того, чтобы играть рок, мне кажется, этого не нужно. Там упор делался совершенно на другом, и никто меня не научил бы "жындындыру" - это совершенно другой пласт музыки. Там всё-таки джаз, фанк, в основном, плюс та же классика поощрялись. Сейчас, наверное, есть какие-то учебные заведения, но мне как-то уже поздно.

Что в то время тобой слушалось?

Михаил Светлов: Начиналось, естественно, с фильтрации нашей эстрады, потому что добраться до западной у меня лет в 12-13 ещё не было никаких возможностей. Сразу же меня заинтересовали такие композиторы, как Максим Дунаевский – у него "Мэри Поппинс" выделялась налётом буржуазности - и Эдуард Артемьев, всегда проходивший через меня нитью, потому что самая первая вещь, которую я снял в своей жизни, была партия трубы из фильма "Свой среди чужих, чужой среди своих". Это была такая композиция, которую я всегда считал чуть ли не эталоном, и когда она лет десять назад стала звучать из каждого приёмника, телевизора, у меня появилось такое ощущение, что меня обокрали. Где-то в душе она придавала мне сил, это практически одна из самых моих любимых мелодий. Далее, Рыбников, естественно, потому что в детстве были пластинки "Юнона и Авось" и "Звезда и смерть Хоакина Мурьеты", плюс у него есть просто замечательные песни, как "Последняя поэма" из фильма "Вам и не снилось". Естественно, Тухманов: его "День Победы" — большая, великая вещь. Хотя меня из его творчества как-то больше вдохновляли несколько иные композиции, в том числе те, что записывала группа Москва, - была такая с Носковым, Беловым, Богаевым на барабанах. Пугачёва ранняя - есть у неё какие-то вещи, которые на меня производят впечатление, например, "Приезжай хоть на денёк". Лариса Долина, которая спела в кинофильме "31 июня". Потом уже в восьмидесятые годы появились такие проекты, как "Банановые острова" у Чернявского с Весёлыми ребятами; Юрий Лоза, Владимир Кузьмин - люди, которые привнесли новые веяния в нашу эстраду. Потихонечку я рос, рос и на каком-то этапе появились западные исполнители. Изначально это была попса – Boney M и ABBA. ABBA вообще до сих пор для меня № 1.

Так может, Чёрный Обелиск когда-нибудь сыграет кавер на АББУ?

Михаил Светлов: Я думаю, что кавер на АББУ уже сыграла Trizna, и у них это хорошо получилось. Зато Чёрный Обелиск сыграл кавер на Бориса Гребенщикова - это не моё детство, а уже юность, когда мне было лет 18, и закончив школу я поступил в это самое музыкальное училище. У меня появилось какое-то свободное время, потому что можно было не работать, а, типа, учиться, и я с определённой периодичностью стал автостопом или на электричках добираться до Питера. А так как какие-то занятия я мог пропускать безболезненно, то иногда я там по неделе зависал. Находились стандартные точки: "Сайгон", "Эльф" - прямо за "Сайгоном" такой скверик. Естественно, проходили мимо и Цой, и Гребенщиков, и весь питерский рок-клуб. Можно было как-то подержаться за ручку. Мне было 18 лет, я был совсем молоденький, естественно, ничего из себя не представлял, но, по крайней мере, можно было задать какие-то вопросы. Например, мне однажды кто-то сказал: "А чё, вон Гребенщиков на Невском живёт, пойдём в гости зайдём?" Я говорю: "Как так?". А мне: "Да вот так!". И мы так прямо взяли, пошли и зашли к Гребенщикову: "Здравствуйте, а Бориса можно?" Он вышел, и мы где-то минут 40 простояли на лестнице, я задавал ему какие-то вопросы, он терпеливо на них отвечал. По крайней мере, это факты жизни, которые приятно вспомнить.

Если вернуться к Boney M...

Михаил Светлов: То потом были Deep Purple. А еще Kiss на меня произвели прямо фееричное впечатление. Сколько ходило фотографий, где они все такие! Когда я первый раз их услышал, для меня это было просто… меня обломали в лучших чувствах: какой-то киндер-рок-н-ролл. Хотя, со временем я очень полюбил группу Kiss, а тогда у меня просто ожидания были слишком...

Завышенные?

Михаил Светлов: Да, завышенные, я ожидал несколько иного.

Ну да, особенно учитывая, что Kiss запрещали, запрещали…

Михаил Светлов: А оказалось, что всё намного проще… В какой-то период для меня появился металл в лице Iron Maiden, Metallica, Def Leppard, Guns’N'Roses… Были, конечно, и более экстремальные коллективы, но всё это по одной песенке, по одному клипу, и чуть попозже. Если брать Metallica и Iron Maiden как столпов, я всегда склонялся в сторону Металлики, потому что, скажем так, Metallica - это кантри-музыка, она черпает свои корни из фольклора и блюза. А у Iron Maiden корни растут из европейской классической культуры. Собственно, я всегда говорил, что в тяжёлой музыке две параллели, они иногда пересекаются. Одна линия фольклорная, то есть, в том числе и блюз - негритянская народная музыка. Даже в металле, если есть какие-то полутона - это значит блюз, всё-таки где-то блюз. В параллель идёт европейская классика. Если где-то ты слышишь классические гармонии, узнаёшь Баха, Бетховена, Моцарта, всю эту шайку-лейку классиков, значит, это другая параллель. Есть, конечно, коллективы, которые пытаются это всё замутить вместе, но лично мне больше нравится "блюзовое" направление.

А когда у тебя появилось желание не просто изучать гитару, но и играть в группе? И какими вообще были твои первые группы?

Михаил Светлов: Первый раз я взял в руки электрогитару, когда я закончил школу. Значит, где-то лет семнадцать мне было. А до этого я играл на акустике. Первая группа у меня называлась Бекар - это знак такой музыкальный, знак отмены. Репетировали мы в моей бывшей школе. Руководителем и основным двигателем всего был Валера Дадаев - он пел, сочинял музыку, играл на гитаре. Был старше меня года на два-три, и у него была гитара хорошая. На барабанах играл Миша Сагал, впоследствии неоднократно замеченный в составе группы Э.С.Т.

Что вы тогда играли?

Михаил Светлов: Рок, просто рок, ничего тяжёлого, никакого "жындындыра". Было-то пару-тройку концертов всего, и тоже какие-то такие... Потом как-то это всё для меня сошло на нет, и тут появился Толик Крупнов. Мы просто познакомились, стали пересекаться на всяких полухипповых тусовках без мысли сыграть что-то - вопрос об этом вообще не стоял. Потом как-то Толик говорит: "Ты знаешь, я решил набрать команду. Давай попробуем?". За очень короткое время мы отрепетировали 4 песни и вперёд: был первый концерт, второй, третий. После третьего меня уволили в связи...

… с профнепригодностью?

Михаил Светлов: С профнепригодностью, да.

И в чём она заключалась?

Михаил Светлов: В том, что я ещё не до конца осознавал, что такое электрогитара - для меня это было достаточно в новинку, - и в связи с моим раздолбайским отношением. Потому как поехать в Питер автостопом и опоздать на репетицию — фигня вопрос. Типа: "Ты где был?" – "Тачку не смог поймать". Для меня это была второстепенная фигня. Я никогда не думал, да и никто тогда не думал - мне было восемнадцать, Толику двадцать - что из того, что мы соберёмся в ДК "Шерсть и сукно" и сыграем четыре песни, в дальнейшем выйдет нечто большее, что станет смыслом нашей жизни. После третьего концерта вместо меня взяли Юрку Алексеева. В принципе, меня это задело: «Как так, что такое?». Наверное, я начал искать причину: почему? Понял, что да, надо приложить какие-то усилия, и мне стало интересно заниматься этим делом. Раньше я электрогитару воспринимал постольку-поскольку. Наверное, я ещё не собирался становиться музыкантом - когда тебе восемнадцать лет, ты пока ещё не совсем понимаешь, куда тебя занесёт: играется и играется. Видимо, у меня в голове что-то тогда перевернулось, и сам для себя я стал по 6 часов в день заниматься, что-то снимать. Отодвинул всю эту хипповскую тусовку в сторону, изменил круг общения – там появились именно музыканты, мы стали обмениваться информацией. И где-то чуть меньше, чем через полгода таких продуктивных занятий я пришёл к Толику. Он такой: "И это ты играешь?" Я говорю: "Да". Он очень удивился, говорит: "Ну, давай возвращайся". А тогда хотели уволить Юру Анисимова и меня взяли обратно. Собственно, два с чем-то года мы провели вместе, было сделано три концертных программы, ходивших только на магнитных альбомах - в студии мы их так и не записали.

А та вещь "Полночь" на французском сборнике "От Ленина к Леннону"?

Михаил Светлов: Она единственная была нормально записана. Приезжали французы на таком автобусе огромном, с многоканальной студией. Нам не надо было проявлять какие-то инициативы - мы просто пришли и сыграли. А потом они сняли видеоклип "Полночь".

Так пришла слава?

Михаил Светлов: И медные трубы. Каждый ведёт себя по-разному, у каждого своя какая-то дурь, но обычно люди пафос включают. У меня была реакция несколько другой: я как человек совершенно не пафосный не мог его включить. Я включил раздолбая: раз я рок-звезда, значит мне можно всё. На каком-то этапе начался алкоголь, какие-то тусовки и наркотики, и, как следствие, музыка сначала протекала параллельно, а потом отошла на второй план. Толик исключительно бухал, он с наркотиками вообще тогда не баловался, это была моя прерогатива. В это самое время у меня умерла мама, и я остался вообще один. И понеслось...

Это уже был конец Обелиска?

Михаил Светлов: Да, 87-88 год.

Тогда Крупнов уже распускал группу?

Михаил Светлов: В 88-ом году катализатором были эти кишинёвские гастроли, потому что уж больно хорошо у Антона (Гарсии, лидера группы Shah – прим. ред.) получилась программа "Beware": всё так хорошо, всё так красиво, всё так технично. Толик, посмотрел на то, что делаем мы и то, что там… У нас всё-таки присутствовал DIY.

Что присутствовало?

Михаил Светлов: Ди-ай-вай. Do It Yourself.

Самодеятельность.

Михаил Светлов: Получалось так, что он вроде как всем этим руководит, а с другой стороны, ему ещё и ответственность за это нести. Вот, наверное, он и решил попробовать снять с себя всю ответственность и просто поиграть как музыкант. Плюс то, что когда ему разбили бас-гитару и пробили голову, в последний день у нас было 2 концерта, он играл с перевязанной головой, с кровавой блямбой на повязке и на басу Андрюхи Гирныка "Зи-Зи-Топа". И вот так он плавно перетёк в группу Шах, а Обелиск самоликвидировался. Это совершенно никак не повлияло на наши с Толиком отношения - мы как вместе собирались и тусовались, так и продолжили. Тем более, я жил один в трёхкомнатной квартире, с финансами у меня всегда было нормально - на удивление я всегда находил, где их взять. И я организовал собственный коллектив Poltergeist.

Если ты тогда активно бухал и не только, откуда у тебя вообще появилась мысль собрать группу? Это же ответственность, и тут уже ты будешь держать за всех ответ.

Михаил Светлов: У меня получалось совмещать бухание с концертами.

Когда ты был в Обелиске, не было желания принести какие-то свои вещи? Или у тебя в принципе не было желания писать, а только дополнять и улучшать чужие?

Михаил Светлов: Я и тогда, и сейчас склоняюсь к мысли, что любую вещь можно повернуть, как угодно. Ты можешь принести какой-то рифф, можешь мелодию обыграть совершенно по-другому, но сама концепция, то, за что любят коллектив, должна исходить от одного человека. Должен быть один песнетворец. Я, конечно, понимаю, что в The Beatles были Леннон и Маккартни… Но сами мысли, которые у меня в голове, вертятся и крутятся в несколько другой плоскости. Я бы с удовольствием сочинял вещи, но совершенно другие, совершенно в другой стилистике. Я себе с трудом представляю, чтобы я какие-то тяжёлые вещи сочинял. Что-то переделать, изменить, пожалуйста, а вот придумать…

Кто входил в Poltergeist, что вы там играли?

Михаил Светлов: Мы играли модный в то время стиль трэш. И, вот тогда, кстати, мне пришлось придумывать песни, потому что из всего, что мы сделали в Полтергейсте, только одна вещь была второго гитариста. Кто туда входил? Я, Серёга Ермилов – впоследствии он не занимался музыкой, мы с ним раз в пять лет пересекаемся и вспоминаем былую молодость; Геша Киселёв, которого мы тогда переманили из группы Stainless…

Где барабанил Вовчик Ермаков?

Михаил Светлов: Да, а пел там Кирилл Байков, который потом сделал группу Blaze Bomber, в которую потом пришли мы с Лёней Фоминым. Музыкальный мир настолько завязан между собой… Басистом в Poltergeist был "Мотор" - Шурик Мамыличев, в последствии игравший в Шахе.

А пел-то кто?

Михаил Светлов: Серёга Ермилов, второй гитарист и он же вокалист. Самое замечательное — место, где мы все тусовались: у нас был подвал рядом с рестораном "Закарпатские узоры" на Таганке. И там было несколько коллективов, как-то: наш Poltergeist, Stainless, Тролль.

Откуда потом пришёл Митяй?

Михаил Светлов: Там же мы с ним и познакомились, примерно в 1989 году. И там же была группа Кантор.

Где в то время работал всё тот же Ермаков?

Михаил Светлов: Да. Мало того, Вовчик жил со мной в соседнем доме. И вот представьте себе всю эту тусовку, когда ты можешь приехать на эту базу даже не на свою репетицию; то есть такой дурдом, коммуна - куча музыкантов, все друг друга знают, и потом из этого что-то получается. Так как с Толиком мы не ссорились и вместе тусовались, естественно, он со мной часто заезжал на эту базу. Там же он познакомился с Митяем, а так как Вовчик жил в соседнем доме, естественно, познакомился и с Вовчиком.

Poltergeist пели исключительно на английском?

Михаил Светлов: Да. Это было модно. Все хотели на Запад.

И как, получалось?

Михаил Светлов: В общем, мы умудрились съездить в Германию с концертом после Шаха с Толиком, после того, как они там записались. Потом, собственно, вернулись, посмотрев на всю красоту, что в Германии происходит, и потихонечку начали закрадываться мысли о том, что "а ну её нафиг вообще, эту страну!" Так у меня возникла мысль свалить отсюда, я потихонечку планомерно к этому шёл, получил вид на жительство, сдал военный билет, сдал все документы, договорился о продаже квартиры. Оставалось только купить билет и получить деньги за квартиру, подписать бумажки. Вся мебель была продана.

Вид на жительство, прости, где?

Михаил Светлов: В Израиле. И так получилось, что те же немцы, которые нас приглашали в 89-ом году, прислали ещё раз приглашение съездить к ним просто так, без концертов – типа, отдохнуть. Мы, естественно, этим воспользовались и поехали в Германию. Это был август 1991-го. А здесь переворот, в Москве танки, мы там бьёмся идти сдаваться немецким властям, чтобы получить вид на жительство, но решили не торопиться - день-два весело всё, прикольно. А потом пришло осознание того, что происходит, и что без Родины хреново. И я был благодарен Богу, что он мне устроил такую вот репетицию. Было бы намного хуже, если бы я оказался вообще без Родины, без всего и без возможности вернуться. В итоге, я вернулся из Германии и никуда не поехал.

Poltergeist хоть что-нибудь записал?

Михаил Светлов: Группа села за запись в немножко неподходящий момент, потому что мы тогда разругались, и я сказал: "Ребята, продолжайте без меня. Вот вам направление, делайте, что хотите". А так как кроме меня толком все песни никто сыграть не мог, они записали одну единственную ермиловскую песню "DIY". Я в ее записи уже не участвовал.

До августовского путча 1991-го года Крупнов успел ещё раз собрать Чёрный Обелиск, и ты в нём какое-то время - очень короткое – участвовал.

Михаил Светлов: Толик позвал в первую очередь меня, но у меня уже появились планы по поводу сваливания, да и интересы уже немножко другие были. Поначалу, конечно: "Ооо, круто! Давай, сейчас соберёмся." Поймите, не было такого остервенелого желания всё это продолжать, что-то делать, фанатизма какого-то. Не было вот этого: "Вау! Мы заново собрали Обелиск!" Ну, собрали и собрали, давай поиграем. Вообще, Чёрный Обелиск всегда отличался вот этим долгим запряганием, и пока все понимали, что это же круто, проходил какой-то промежуток времени. Всё начиналось вполне банально: собрались и собрались, сыграли первый концерт, у меня какое-то достаточно раздолбайское отношение было к этому делу…

Но на фестивале "Железный марш" играл ты?

Михаил Светлов: Да. Это было на стадионе "Крылья советов". Мы как раз ехали туда на электричке и нарвались на гопников - мне вырвали клок волос, а кого-то пырнули розочкой, так весело было. Пырнули, правда, и не попали - чувак сумку подставил.

В 1991-ом году вернувшись из Германии и осознав, что путч прошёл, а страна осталась, что ты делал дальше?

Михаил Светлов: Во-первых, я женился. Во-вторых, у меня в 1992-ом году родился ребёнок, и тут я повзрослел. Я вернулся и повзрослел, поняв, что должна быть ответственность не только за себя, но и за тех, кто рядом с тобой. Времена были очень нелёгкие, заработать музыкой было практически нереально: только в попсу идти или ещё куда-то. Как раз на протяжении 1991-92-го года я сидел на одной студии и каким-то попсовым исполнителям записывал гитарные соло - это было модно. Вот такой фигнёй я и занимался. Через какое-то время понял, что меня уже тошнит от этого - не моё это, и не могу я этим заниматься, через себя переступая. Понял, что не судьба сейчас заниматься мне музыкой. Пошёл там подработал, сям подработал, с ребёнком еще надо было сидеть - то, сё, пятое-десятое. Вообще, в момент рождения ребёнка я для себя определил, что музыкант — это в первую очередь гастроли, а я хочу, чтобы до какого-то определённого момента ребёнок знал, что вот мой папа, он рядом. И поэтому, так как я не мог никуда уезжать, я решил, что надо с этим на какое-то время завязать. Хотя, были какие-то определённые проектики: записали вот альбомчик с Мишей Гадаловым.

Акация?

Михаил Светлов: Да, Акация. Дальше, собственно, я поднимал ребёнка, он чуть подрос и где-то на каком-то этапе я понял, что можно заниматься музыкой. Уже начался детский садик, у меня появилось какое-то время, и тут волей случая я познакомился с Лёней Фоминым. Вот мы и мыкались: искали барабанщиков, искали вокалистов, искали басистов. Где-то на семнадцатом барабанщике мы перестали считать. В итоге всё закончилось тем, что в группе Blaze Bomber гитарист Виталик Коробейцев куда-то свалил отдыхать, и его никто не предупредил, что у них должен был быть какой-то концерт. И тут поступило предложение поиграть. Мы говорим: "Ребята, мы с Тамарой ходим парой - если хотите, вот вам два гитариста." Так и началось: Кирилл Байков, я, Лёня Фомин, Блудного тогда не было, он чуть позже появился, а как - не помню. И вот такой достаточно плодотворный период был. Мысли какие-то скопились, и с Лёнькой мы достаточно хорошо сыгрались. Лёша Пашков, директор коллектива, работал в Миксарте, поэтому мы в том же Миксарте и репетировали. Потом, на тот период у Миксарта была своя студия, и нам разрешили по ночам писаться за бесплатно, так как мы сироты и нищие. Тогда и разродились альбомом.

Материал на альбом кто писал?

Михаил Светлов: Кирилл Байков в основном. Аранжировками занималась вся группа, какие-то моменты привносил я, какие-то Лёнька. Мы в Blaze Bomber вложили тогда достаточную часть своей души. Может быть, где-то и кривенько, и косенько, но по музыкальной составляющей, по всему прочему, мне кажется, что достаточно интересный был коллектив. Какое-то время мы поиграли, естественно, всё за бесплатно. Потом потихонечку народ начал сваливать. Сначала Серёга Подрезенко - его позвали в Э.С.Т. Потом как-то так получилось, что мы с Лёней расстались. Он в Мастер пошёл. Втроём у нас только-только началось новое творчество, сделали 4 песни новые. Две из них можно увидеть на видео – больше их нигде нет. Потом нас немножечко в другую сторону понесло, и тут у Кирюхи в голове что-то переклинило. Говорит: "Всё, завязываю я с музыкой". И на этом всё закончилось, потому что остались я и барабанщик. Всё накрылось медным тазом. Потом был определённый вакуум, и спустя какое-то время возникала мысль: "А не собрать ли Обелиск?"

Эта мысль витала в воздухе, или был кто-то, кто её озвучил, и все сказали: "О!"?

Михаил Светлов: Начнём с того, что мысль собрать Обелиск - это была мысль Митяя. Он на тот момент разругался с Костиком Селезнёвым и чуть даже по жбану ему не надавал прямо на сцене. На этом их совместное творчество в Тризне закончилось.

У Митяя на тот момент уже были песни…

Михаил Светлов: …Которые он реализовал с Тризной. Но с этим материалом можно было что-то делать. А так как в группе собрались трое участников Чёрного Обелиска, мы решили, что можем себе позволить исполнить старые песни. Тем более, это будет достаточно аутентично.

Подожди, ты сказал, собрались трое: ты, Митяй и Вовчик. А как же Алексис?

Михаил Светлов: Был приглашён и Алексис.

Не много - три гитариста?

Михаил Светлов: Ну и что? Это вариант Iron Maiden. Мы нормально себе это представляли, тем более, если Митяй будет петь - мы долго уговаривали его, чтобы он пел. Потому что быть вокалистом для него было странно. На нём гитара и так висит, как… А без гитары он смотрится вообще шедеврально! Мы играли с Алексисом, а Митяй где-то играл соло, когда он переставал петь. Потом в какой-то момент Алексис сказал, что его позвал играть Серёга Маврин, и не будем ли против мы, если он уйдёт. Какое могут быть "против", если у нас пока ничего нет?! На тот момент, я не могу сказать, что была дырка от бублика, но... близко к этому. Так Юрка пошёл играть к Маврину, а мы продолжили вот так, как продолжили.

Никаких конфликтов не было?

Михаил Светлов: Нет.

Просто есть такое мнение, что Светлова с Алексеевым в одной группе долго держать невозможно - один другого съест. Или это просто околообелисковский фольклор?

Михаил Светлов: Это не фольклор. Я прекрасно знаю Юрку уже 27 лет, мы друг к другу совершенно нормально относимся, я хорошо знаю его семью, но что-то у нас периодически не залаживается. Что, почему, где у нас собака пробежала - я не могу себе это объяснить. Ладно бы по причине личной неприязни – так этого тоже нет.

Сейчас в Обелиске соло играет в основном Митяй.

Михаил Светлов: Да, это специально сделано. У нас нет такого, знаешь, прям - соло-гитарист, ритм-гитарист. Но раз Митяй, когда он поёт, стоит по центру, то когда он не поёт, он периодически играет соло. Для некоторых отбивок соло играю я. Он отходит в тень, я выхожу. Где-то вступления, которые на басу начинаются, тогда Данила вперёд выходит. Но вообще, в любом коллективе все работают на фронтмена. Когда их двое - начинается разброс и шатание; эти коллективы, как правило, долго не живут. Поэтому, раз у Митяя микрофон, раз он у нас звезда, раз он поёт, то пусть он и играет соло. Как-то так.

После первого возрождения группы в 1990 году Алексис позиционировался исключительно, как ритм-гитарист - соло играли другие. В восьмидесятых было так же?

Михаил Светлов: Нет. Мы делили соло напополам.

А где обелисковцы в те годы брали инструменты?

Михаил Светлов: У фарцовщиков.

Это был нормальный фирменный продукт или мастеровые гитары?

Михаил Светлов: У кого как. У кого-то были купленные из-под полы в магазине "музимы", у кого-то были самопалы, а у кого-то и фирменные инструменты. Каждый действовал в меру своих финансовых возможностей. Я себе мог позволить всяческие "фендеры" - на них и играл.

В последние годы твоим основным инструментом был Gibson Les Paul. А сейчас у тебя новая гитара, лишь внешне напоминающая классический Гибсон. Что это за инструмент?

Михаил Светлов: Это гитара японской фирмы Fujigen, которая с 1961-го года производила инструменты исключительно по лицензионному соглашению с Ibanez, Fender, Greco и многими другими производителями, которые не имеют своих производственных мощностей. Все Ибанезы, все Фендеры и все Греко были сделаны на фабрике Фуджиген. В 2008-ом году после финансового кризиса многие производители переместили производство в Индонезию и другие дешёвые страны. На Фуджигене осталось только производство дорогих моделей гитар, которые стоят от тысячи долларов, а то и от двух. Естественно, фабрика, не скажу что встала, но...

…стала искать, чем заняться?

Михаил Светлов: Тогда у кого-то возникла креативная идея, создать собственный бренд. И они в 2008-ом году это и сделали, так и назвав Fujigen, сокращённо FGN. Потом стали активно продвигать марку, причём набирая эндорсеров в основном из людей, которые много ездят и которые конкретно знают, что им нужно от гитары. Тех, которые вносят какие-то свои предложения, типа, а вот здесь ручки лучше вот так поставить, гриф лучше вот этак приклеить. Эндорсеры выносят какие-то предложения в инструменты, а те же фуджигеновцы не делают инструменты непосредственно для этих людей, а рассматривают предложения, и если это действительно правильно и верно, то просто вносят их в стандартные модели. Я предлагал им какие-то идеи: хочу вот такую гитару, такой формы, как у них была, только вот такое расположение ручек и такие вот съёмники. И потом, когда мне показали каталог со всеми моими доработками и предложили сделать гитару, я сказал, что раз они все мои просьбы внесли в стандартную модель, то именно её мне и надо сделать. Единственно, я попросил, чтобы они мне поставили локовые колки. Только у меня так. Это гитара очень высокого уровня. Митяй, получив Фуджиген, продал все свои Ибанезы, продал практически все свои гитары.

Все до одной?

Михаил Светлов: Нет, ещё две у него есть. Fernandes старенький, то ли конец восьмидесятых, то ли начала девяностых - его продать рука не поднимается. Гитара стоит копейки, а звучит в разы круче. Ещё он купил себе "полоподобную" Charvel Desolation.

Кстати, у музыканта студийные инструменты и концертные должны различаться или нет?

Михаил Светлов: До определенного момента у меня такое было, мне жалко было инструмент. Тем более, зная наших грузчиков: мне сейчас в последнюю поездку в кофре оторвали ручки. То есть каждый раз, когда ты забираешь с конвейера в аэропорту гитарные кофры, никогда не знаешь, что с ними будет. Слава Богу, гитара там внутри живая, а остальное уже не важно. Но мне чехол убили за полгода. То есть оторвали все ручки, оторвали крепления, ну, короче, нормально постарались. Есть у меня 72-го года Les Paul, будет, так сказать, любимый, дорогой, единственный инструмент. Но я тут купил к нему новые съемники и решил попробовать его к Фуджигенчику приблизить. Буду паять.

Ты король паяльника?

Михаил Светлов: Ну да. В основном всё у нас паяю я. Все примочки перепаяны, половина студии перепаяна - грешу я этим делом. Потому что, как правило, 99% того, что покупается в магазине, надо доделывать. Если в каком-то приборе мысль хороша, то частенько страдает комплектация. То есть, люди идут по пути оптимизации, по пути удешевления, и ставят достаточно простенькую комплектуху. Но если ты меняешь начинку, по уму, естественно, зная где, куда, чего, то от любого прибора можешь добиться несколько лучших результатов.

Что тебя в середине прошлого десятилетия занесло в Э.С.Т.?

Михаил Светлов: Во-первых, Данила как-то всегда был под рукой. А во-вторых, наверное, упущенные возможности. Году в 1989 или 1990, как раз за год перед Обелиском, я опять находился в свободном плавании, и меня понесло в страшное пьянство. Вот как-то раз проснувшись утром, бежал я с трехлитровой банкой в магазин за пивом разливным и у себя во дворе случайно встретил весь Э.С.Т. И представить, как в нашей ж… мира, в моем дворе, могли оказаться "эсты" в полном составе, идя навстречу мне, ну, это, было просто невозможно. И эти люди, здороваясь со мной, говорят: "Миша, у тебя нет знакомого гитариста, а то мы гитариста поменяли".

Полный состав – это кто?

Михаил Светлов: Миша Сагал, Жан Сагадеев, а кто третий был - не помню. Но не Гернеза, нет.

Ну, судя по описанию, это примерно тот момент, когда от них должен был уйти Вася Билошицкий Тогда третьим мог быть Марат Микаэлян.

Михаил Светлов: Не знаю. Короче, точно был Сагал, и точно был Сагадеев. И я с этой трехлитровой баклажкой. Я говорю: "Хорошо, если кто-то попадется, я вам скажу. Все, я пошел, пока!" И я пошел. На углу дома до меня только дошло: гитарист им нужен был! И, наверное, у меня это где-то глубоко засело внутри. Когда подвернулась возможность, я стал Даниле и Сагадееву говорить: "Чуваки, два гитариста у вас должно быть, два! Будет круче!" И так вот получилось, что я пошел играть в ЭСТ.

Когда ты пришел в группу, материал для "Подъёма" уже был?

Михаил Светлов: Нет. Там прямо на хочу сочиняли. Жан открывал тетрадочку: "Так, давайте: вот такая песня". Потом идеи обрастали барабанами, обрастали басом, обрастали гитарами. Так потихонечку всё и происходило. Ну, а так как мне дали полный карт-бланш на придумывание аранжировок, то пластинка "Подъёмъ!" получилась такой вот непохожей на все остальные. В ЭСТе всегда можно отслеживать: ага, вот здесь Жирнов все придумывал, вот здесь "бибиревская мафия" – на самых первых альбомах, здесь Плежа очень слышен. Ну, а в "Подъёме" — это все я.

Ты же пробыл там два с половиной года?

Михаил Светлов: Да. Столько, сколько в первом Обелиске.

А как удавалось совмещать?

Михаил Светлов: Запросто. Не очень-то много было концертов, да и частенько вместе выступали. А потом Сережа Блудный назначил презентацию "Подъёма", а у Обелиска были гастроли в Днепропетровске. Произошла серьёзная накладка, и под это дело меня лихо уволили.

За неявку на концерт?

Михаил Светлов: Нет, про концерт Обелиска было известно еще за два месяца, но Блудный всё равно на это число забил презентацию "Подъёма". Извините, но основной коллектив у меня – Чёрный Обелиск! "Ну, раз Обелиск, значит, в Э.С.Т. ты не играешь!". А Данила сказал, что раз вопрос ставится вот так, то это будет его последний концерт в ЭСТе. И ушёл.

А в Днепропетровске кто играл за него?

Михаил Светлов: Ильюха Князев, в тот момент только что сваливший из Эпидемии. Он сейчас аппаратами занимается, прокачкой, и мы с ним всегда были на дружеской ноге. Ильюха практически все волосы из ж… вырвал, снимая материал!

Не стало Крупнова, и в какой-то момент ты, Вовчик и Митяй возродили Обелиск, взяв Данилу басистом. Сагадеев даже эпиграмму на него написал. А потом не стало Жана. Ни у кого не было такой шальной мысли, что, собственно говоря, есть Ермаков, игравший в Э.С.Т., есть Захаренков, игравший в Э.С.Т., есть Светлов, игравший в Э.С.Т. - так не взять ли вокалиста, того же самого Митяя, и забабахать совместный тур Электро-Судорожной Терапии и Чёрного Обелиска, но всего с четырьмя лицами на афише?

Михаил Светлов: Нет, мысли такой не было, потому что достаточно одной таблетки.

Последний прижизненный состав Э.С.Т. пытался пойти по стопам Обелиска и возродить группу. Но у них не вышло…Они так долго готовили к выходу последний альбом с Жаном "Чёрная Гвардия", что музыканты ЧО даже предложили им свою помощь. В чем она должна была заключаться?

Михаил Светлов: Мы предлагали им бесплатно свести и помочь с выпуском последнего альбома с Жаном. И мне пришлось недавно разруливать ситуацию с выкладыванием альбома в сеть. Уговорил их сменить название и привезти мне запись. С моего компа она и ушла в народ! (Cмеется.)

Ведь все считали, что Крупнов – это ЧО, а ЧО - это Крупнов. Но получается, что Обелиск - единственный в нашей стране удачный пример ребрендинга группы после смерти лидера.

Михаил Светлов: Поймите простую вещь: если бы мы были г…, мы бы давно уже сдохли. А в том, кем мы являемся на данный момент на нашей сцене, заслуги Толи нет уже вообще никакой. Я это Маше Крупновой говорил, и вам говорю. Да, мы можем быть благодарны за что-то, что было тогда, но то, что есть сейчас, на данный момент, это заслуга исключительно тех людей, которые есть в коллективе.

Ты, кстати, во время своего "внеобелисковского" существования в девяностые общался с Крупновым?

Михаил Светлов: С Толиком я общался, наверное, года до 1993-94-го.

Почему "Пост-альбом" записывался исключительно "Сотоварищами" и на нём нет никого из Чёрного Обелиска?

Михаил Светлов: Во-первых, на тот момент Толик был уже несколько в другой тусовке. Во-вторых, Варшавчик и Митрофанов на тот момент были под рукой и у них уже были какие-то определенные наработки. А в-третьих, всем этим заправлял Саша Юрасов, и нам, наверное, по статусу было не положено присутствовать на данной записи. Все мы не очень хорошо расстались с Сашей – и я, и Митяй, и Вова. То есть, все в какой-то определенный момент поругались с Юрасовым, но все по разным причинам. Точно также, кстати, обстояли дела, и когда писался альбом "86-88" Я знал, что будут писаться старые песни, и мог бы что-то записать, как участник тех событий и соавтор каких-то моментов, но Толик с Сашей решили иначе. И, наверное, запись "86-88" и стала тем моментом, когда мы с Крупновым вообще перестали общаться, потому что меня не позвали на запись. Не скажу, что я прямо-таки затаил злобу, но мне было не очень приятно. Также был момент, когда на каком-то концерте я должен был выйти на сцену и сыграть "Полночь". Я целый день там провел на саундчеке, потом ждал концерта, поднимаюсь к сцене - Митяй отдал мне гитару, и тут Толик говорит: "Не надо". Почему он так решил, что у него было в голове - не знаю. Ну, вот после этих двух моментов я понял, что с этим человеком я не хочу больше общаться. Но так как я не очень злопамятный, поэтому никаких гадостей я, естественно, не делал, а просто отошел - не звонил, не встречался, ничего… Где-то за день до его смерти мы случайно пересеклись в троллейбусе, постояли, поговорили. И все.

А тогда, когда вы снова собрали Чёрный Обелиск, как отреагировали наследники?

Михаил Светлов: С ними была некая договоренность. Вова Ермаков общался с Машей - Вова и Петя Крупновы были еще несовершеннолетними, и Маша была их опекуном; там как бы по цепочке было передано и маме, и Алине. Мама Толика даже приезжала на наш концерт, но, как нам передал Юрасов, ей очень не понравилось, что на неё направили прожектор и представили. Типа, мы использовали её в рекламных целях. Поэтому она сейчас против того, чтобы мы продолжали исполнять песни Толи. Алина же сразу четко дала понять свою позицию: ей совершенно параллельно до нас. Мы живём своей жизнью, она живёт своей. На кладбище мы просто киваем друг другу головой, и всё. Вова с Толиной мамой – они друзья - в какой-то момент договорились, чем мы занимаемся, а чем нет. Вся нынешняя катавасия с запретом на исполнение песен Крупнова происходит не без Ермакова. С той стороны открытым текстом говорится, что Владимир поучаствовал в том, чтобы лишить нас старых песен и названия. Он оказался злопамятным.

То есть как это - лишить названия?

Михаил Светлов: Сейчас идет разговор о том, чтобы лишить нас названия. Я считаю, всегда надо говорить так, как есть. Почему не исполняем старые песни? Наследники попросили нас не исполнять старые песни. Мы не хотим идти на конфликт, не хотим как-то обидеть их. У них есть право на определенные вещи. Если они воспользовались своим правом и запретили исполнять эти вещи, мы ни в коей мере не хотим с ними ни ссориться, ни судиться. У них есть право на логотип. Они предложили нам определенные условия. Мы решили, что данные условия для нас неприемлемы, но у нас есть какие-то свои предложения. Они готовы их рассмотреть. Если не придём к согласию, значит, будем думать дальше, как нам из этой ситуации выходить. Судиться с ними и ссориться — это самое последнее, что мы хотим. По большому счету, Вова и Петя — номинальные фигуры, всем рулит Маша, хотя юридически она не наследница. Естественно, сыновья будут слушать маму. Я очень хорошо отношусь к Маше, потому что знаю ее уже скоро 30 лет, и не один пуд соли был съеден. Ссориться с ней никто не собирается, мы пытаемся придти к компромиссу. Может быть, это получится.

Смена названия – совсем не то, что сейчас нужно группе.

Михаил Светлов: Если бы вопрос как назваться встал сейчас, да и год, и два, и три назад, я бы ни разу не был за то, чтобы мы назвались Чёрным Обелиском. Зная, сколько нам все это принесло отрицательного… Я повторюсь: мы благодарны Толику за то, что было тогда, но то, что есть сейчас, - это заслуга исключительно тех людей, которые сегодня играют в группе. И поэтому нас можно назвать как угодно – хоть "Борисенков и Сыновья". И Маше Крупновой я об этом говорил давно.

Воссоздав Чёрный Обелиск и начав играть концерты, вы поняли, что народ реально прётся от вашего нового материала? И когда пришло это осознание?

Михаил Светлов: А я не знаю. Для меня вообще это всё загадка, серьезно. Я нахожусь в непонятках: как это, почему... Очень сложно обсуждать собственное творчество, очень сложно понимать, как это все выглядит со стороны. Могу сказать, что в свое время, когда в девяностых я был лишен Обелиска, я слушал группу со стороны, и это было круто – офигенно круто. Но когда ты находишься в самом Чёрном Обелиске, когда ты знаешь все подводные камни, это воспринимается совершенно по-другому. Находясь в эпицентре можно как-то прогнозировать: вот это пойдет, это не пойдет, вот это понравится, это не понравится; но что вырастает в итоге... На каком-то концерте одна композиция хорошо звучит, на следующем люди реагируют совершенно на другую вещь - то есть, от публики всё зависит. Вообще, у нас немножко другой подход к самому творчеству. Скажем, если у Арии и Кипелова хорошие старые дрожжи, какая-то база, то мы с каждым альбомом стараемся привлечь следующую аудиторию, более молодую, быть актуальными и интересными. Быть если не на пике, то, по крайней мере, где-то рядом. То есть, играть не олдскул какой-то, а быть именно здесь и сейчас.

У тебя самого есть любимые и нелюбимые песни?

Михаил Светлов: Из старых любимая – "Меч". Там гениальный текст. А как любителю блюзов мне нравится ещё и "Болезнь". "Убей их всех" нравится играть. Именно когда ты находишься в шкуре музыканта, она как-то очень так вставляет! А из новых, ну, наверное, те, которые поновее, те и в топе.

Хорошо, а что не нравится?

Михаил Светлов: То, что по каким-либо причинам не очень нравились, мы привели в нормальное состояние. Собственно, на альбоме "Мой мир" мы этим как раз и занимались.

Что для тебя группа? Кем являются люди, стоящие с тобой на одной сцене? Что это в первую очередь - коллектив сотрудников, коллектив друзей или нечто иное?

Михаил Светлов: Я понял мысль. Я вообще считаю, что музыкант в группе является какой-то определенной ячейкой. То есть он вносит именно себя, свое понимание вещей. Поменяй гитариста, поменяй барабанщика - и все станет как-то по-другому. То есть, мало того, что это определенная ячейка, при замене которой все становится не лучше, не хуже, а по-другому - это раз. А во-вторых, это такой человек, который знает, кто рядом с ним, и по максимуму старается не видеть, или, скажем так, завуалировать недостатки соседа, а по возможности приподнять его достоинства.

Это в том случае, если он не хочет поменять этого музыканта…

Михаил Светлов: В нашем коллективе никто не хочет никого менять. А до остальных мне дела нет - у них своя жизнь, у нас своя.

И твоя жизнь тебя устраивает?

Михаил Светлов: Тут выбора нет.

А родные? Как они смотрят на все это? Или у них тоже нет выбора?

Михаил Светлов: По большому счету, нет, конечно.

Жена никогда не ставила такого вопроса: или я, или гитара? Одень, мол, галстук, тупо ходи на приличную работу с девяти до шести, живи как все.

Михаил Светлов: Нет. Она же неглупый человек. А главное, зачем? Жена, по крайней мере, знала, за кого она выходила замуж. Я всегда говорю, что человека не переделать. Его можно подправить, но внутри он все равно не изменится.

Семья ходит на концерты Обелиска?

Михаил Светлов: Нет. Жена у меня очень ревнивая, а на любом концерте находится женская аудитория, которая является моими друзьями, но не является друзьями моей жены. Кто-то без всякой задней мысли целует тебя в щёчку, а она их видит в первый раз... В общем, я стараюсь не давать ей повода для ревности. Может, поэтому мы 23 года вместе…

Интервью - Александр "Alexx-Off" Молодяков и Виталий Куликов.
Фото – Катюшка Воробьёва.
Лето-осень 2013г.