В сентябре 2009 года мы приехали на студию "Чёрный Обелиск", где только что закончилась работа над синглом "Чёрное/Белое". И пока Дмитрий Борисенков колдовал над мастер-диском, который на следующий день надо было отправлять на "CD-Maximum", неспешно покуривающий трубку барабанщик Владимир Ермаков рассказывал нам о своей жизни. Предполагалось, что большое интервью будет приурочено к выходу сингла. Увы. К нашему огромному сожалению, внезапно умерший жёсткий диск похоронил исходники нескольких бывших на тот момент в работе интервью. В том числе и этого. Сохранился лишь относительно небольшой биографический фрагмент, который мы и предлагаем вашему вниманию.

Владимир, что сподвигло тебя сесть за барабаны? Понятное дело: если человек с гитарой - он на переднем плане девиц охмуряет, а барабанщик задаёт ритм, и его за тарелками не видно.

Владимир Ермаков: Интересный вопрос. Ну, во-первых, это красиво. И громко. Гитарист сидит дома, и его не слышно; а здесь палочки, железочки, деревяшечки. Всё блестит. А потом, в техникуме была кинобудка с барабанами Amati, ансамбль - в то время все так начинали. В 1986 году после "Metal Heart" Accept мне попался "Among the Living" Anthrax, и я ошалел от трэша. А до этого я слушал Deep Purple, Boney M, ABBA – всё, что можно было тогда слушать. Такой же шок я испытал позже, услышав только-только вышедший альбом "Beware" нашей группы Shah. Предыдущие альбомы меня не очень впечатлили. После того, как вышел "Beware", мне стало не интересно говорить о Коррозии или Хэллрейзере. Ведь раз у нас такое возможно, значит, есть к чему стремиться! И начинаешь понимать, да, можно так делать. И со мной на всю жизнь осталась идея, что всё надо делать по-настоящему, на должном уровне. На это не жалко тратить силы и время! Первой серьёзной группой был Кантор. Пришёл я туда в 1988 году, сменив Валеру Волкова, который перебрался в Мафию. Отработал с ними год и записал демо. Саня "Шрам" Грудичев нас записывал. На базе я тогда познакомился с Митяем и со своей следующей группой Stainless, в которой тоже провёл год. Но там уже писать негде было, и мы для пяти песен вручную забивали барабаны на первых Роландах, а Шрам уже дома писал гитары, бас, голос. Вот это первые два шага.

В 1990 году возродился Чёрный Обелиск, но через три месяца погиб Сергей Комаров…

Владимир Ермаков: До этого Вася Билошицкий звал меня в ЭСТ – там была какая-то история с Сагалом. Но потом Вася пошёл в Обелиск вместо Миши Светлова, а через три месяца случилась эта трагедия с Комаровым... Они прослушивали и Валеру, и Марка Юшу из ДИВа. В общем, вся наша околотрэшевая братия туда ходила. Я приехал, мы что-то поиграли. Здесь была другая музыка, и самый сложный момент был сыграть "Полночь". Когда ты постоянно играешь быстрые вещи, начинаются проблемы со среднетемповыми. Ты их просто не чувствуешь. А чувствовать их надо.

Тогда ведь все гнались за скоростью…

Владимир Ермаков: Дотрэшевые темпы были порядка 180. Когда в трэше появились Бенанте и Ломбардо, они без триггеров выстукивали за 200. Этого приходилось добиваться физическими усилиями, накачивая ноги, как у велосипедистов. Тогда были бессистемный подход. Брался стандартный бит и ускорялся до изнеможения. Сейчас всё это систематизировано. Есть масса видео-школ. И народ отрабатывает жопо-часы. Тогда на Западе можно было купить хорошую фирменную установку. А у нас хорошо, если удавалось купить две одинаковые педали или бочки. Нормальной ситуацией было, когда одна синяя, а другая зелёная. Одна 22, а другая 20. Одна педаль такая, другая… Левая всегда страдала. Какие попадутся бочка и педаль, такие и ставили.

Кстати, в восьмидесятые и в начале девяностых все старались играть на двух бочках. Почему сейчас произошёл возврат к одной?

Владимир Ермаков: Это удобнее, в том числе и по расстановке. Кардан позволяет заполнить место второй бочки другими полезными вещами. Да и техникам таскать меньше. Но, как говорил Дэйв Ломбардо, если не брать во внимание триггеры, то на двух бочках быстро играть удобнее – нет эффекта схлопывания. И бочка более полно звучит, не демпфируясь в момент удара. Сейчас у ряда барабанщиков вторая бочка нерабочая и стоит только для декора. А на кардан ставят триггер, что позволяет выровнять звук. Но надо учитывать, что изначально в оркестре бочка – это большой барабан. А с триггерами он превратился в некий перкуссионный инструмент, не выполняющий свою изначальную функцию.

Но всё же прослушивание в Обелиск прошло удачно.

Владимир Ермаков: Окончательное решение по этому вопросу принимали Женя Чайко и Андрей Денежкин. Толик всё в их сторону косился. В итоге меня позвали. Я взял несколько дней на раздумье. Для меня был очень сложный момент, оставить группу и друзей. А потом я понял, что если вольюсь в Обелиск, это будет некий очень хороший поступок. Коллектив будет работать, играть, и всё будет офигенно! Шрам, конечно, на меня зуб наточил, но мы с ним дружим до сих пор.

И на девяностые сложился костяк Чёрного Обелиска. Менялись только лидер-гитаристы… Что они представляют собой как личности?

Владимир Ермаков: К Мише Светлову все и всегда трепетно относились. И Толик его очень любил. Но у Миши бывают моменты, с которыми мы справились только с возрастом. Он хороший музыкант, но на него надавишь - и Миша не может сосредоточиться. Он закрывается, он рассыпается. Его нет. А ведь Миша - первый оригинальный гитарист. Были Ужас и Светлов. Потом уже пришёл Алексис и своей борзостью его подвинул. У Алексиса и Миши всегда были очень странные отношения. На тот момент это были два конкретных антипода. Причём оба сироты, но абсолютно разные. Алексис был борзым нахальным типом. Это сейчас мы стали взрослыми пацанами, и началась другая история. А тогда они были как кошка с собакою. Отсюда и вся катавасия с гитаристами. Потом пришёл Вася Билошицкий. Отличный человек и шикарный гитарист. Но у него есть свои тараканы. И за ЭСТ, за "Терапию", которую мы записали, я ему когда-нибудь ещё вставлю! Её в итоге переписали без нас… Вася, на мой взгляд, гениальный музыкант. Но у него есть манера недоделывать дела. Недоделать аранжировку, недоделать запись. Сходу у него все решения получаются круто. Потом он начинает всё ломать, а потом бросает! С ним было шикарно работать. Но все были молодые, горячие… В общем, Васе быстро всё надоело. Но с ним была записана "Стена" и англоязычный "One More Day" – его Зосимов отправлял в Штаты.

А почему "One More Day" писался без Алексеева?

Владимир Ермаков: Алексис в это время уехал копать картошку. Он раза два-три так зарубался. Мол, я поехал, и мне плевать. Юра – настоящая звезда, за что я его и люблю! Но все аранжировки уже были сделаны, и Вася шикарно отыграл на Гибсоне. Но надо было двигаться дальше, и в группу позвали Митяя. Встал вопрос о перфекционизме. Для записи альбома нужен был гитарист, который идеально бы играл фанк. Митяй на эту роль не очень подходил. Поскольку Алексис выполнял роль чёсовой металлической гитары, то на русскую версию надо было найти идеального фанк-грувера. Этим человеком оказался Егорушка Жирнов, который на записи справился на все 100%. Тогда Metallica со своим чёрным альбомом сильно повлияла на темпы песен. После "Sad But true" "Война" и "Город в огне" стали медленнее. Толик сказал: "Медленнее – это круче!". Когда я записывал "Войну", а на альбоме "Ещё один день" отдельно писались тарелки и отдельно барабаны, я выучил всё до каждого удара, но всё равно забывал, где я нахожусь и что я играю. Хотя до этого записывал английскую версию.

Жирнов ведь нигде подолгу не задерживался…

Владимир Ермаков: А он так и говорил напрямую, что он сессионный музыкант. Записал с нами альбом, скатался на гастроли, параллельно работая у Игоря Николаева и записывая знаменитую панк-оперу для Сектора Газа. Ещё у него был Джокер… А потом Егор в Рондо пошёл.

И сразу же вернулся Митяй?

Владимир Ермаков: Да. Он за это время позанимался фанковыми побрякушками. Вернувшись, Митяй сразу же взял на себя бэк-вокал. Пытались мы с Алексисом, но какие из нас вокалисты… Клоуны! А когда в 1991 году был Вася, его бэки жопы разрывали!

В то время тяжёлая сцена переживала не самые лучшие времена…

Владимир Ермаков: В 1992 году, когда Обелиск вышел на пик, Женя Чайко с Андреем Денежкиным поставили вопрос о необходимости ещё более серьёзно заниматься группой. Женя даже высказал крамольную мысль взять вокалиста и клавишника, чтобы выйти на мега-профессиональный уровень. Естественно, Толика это не устроило. А поскольку эта троица – Женя, Андрей и Толик были основателями группы, они сказали: "Мы перспектив для роста не видим". Женя ушёл работать в одно место, Андрей в другое, и с этого момента горка пошла в другую сторону. Дальше мы работали по наработанному материалу. А переломный момент где-то там и случился.

Во время записи альбома "Я остаюсь" была переписана "Стена"…

Владимир Ермаков: Это был мой креатив. Я предложил Толяну до кучи замутить "Стену", раз её не было на диске. Естественно, вариант был пересмотренным, поскольку на тот момент произошла девальвация понятия "металл", и песни из металла ближе к трэшу переделывались в рок. Подумали над трек-листом, что-то убрали и, добавив "Болезнь", получили другой вариант. А с демо "96+415", которое было записано перед альбомом, что-то пошло в бонусы на переиздания.

Бонусы получились косячными…

Владимир Ермаков: С бонусами я облажался. На компьютере Мистерии всё лежало в wav-файлах, трек-листа не было, никто ничего не знает, но выпускать нужно. Всё в попыхах. И в этом аду я препутал треки с альбома "Ещё один день" с бонусными. Треки с фонограммами танков и детских голосов ушли в бонусы. И та же ерунда с инструменталом "96+415". Альбомная версия вылетела, а на диске "Я остаюсь" присутствует демо-версия. А мастер-тэйп "86-88" вообще не нашёлся. Пришлось с кассетной деки перегонять альбом.

Почему альбом "86-88" изначально не выходил на CD?

Владимир Ермаков: У нас на тот момент дирекция отказывалась выпускать альбом на CD, чтобы не испортить реноме группы, поскольку это был чисто металлический продукт. На тот момент продюссирование шло в сторону "Крупского сотоварищи", и этот альбом был не очень к месту. Издание вышло на кассетах, как юбилейная тема к десятилетию группы. Мы тогда на "Элиасе" в составе Чёрного Обелиска писали проект "Крупский сотоварищи". И упала мысль переписать то, что никогда не было записано в студии. Я начал трясти Митяя и Алексиса, чтобы замутить это. Сходил к начальству студии. В итоге выработался такой вариант, что альбомом "86-88" мы расплатимся за запись "Крупского…". Толян в этом практически не участвовал, у него своих забот хватало. А мы втроём – Митяй, Алексис и я сутками там сидели. У нас даже термин выработался – "принять раковину". Мы записали именно старые версии песен, не меняя длительность, размеры и так далее. Митяй, впервые баловавшийся с ручками на SNC, тут подошёл к теме серьёзнее и вовсю накручивал. И когда вся инструментальная часть была готова, Толик записал бас и спел. А поскольку в каких-то песнях не хватало воздуха, мы добавили клавиши. Благо, Митяй – человек образованный и знает, куда нажимать.

У кассеты была необычная вкладка в виде отрывного календаря с обложками "Апокалипсиса" и "Цветов зла". Это подлинные обложки?

Владимир Ермаков: Нет. В те времена в Москве обложки для магнитоальбомов не рисовались. Даже для "Стены" не было обложки. У нашего директора была студия "666", которая занималась тиражированием кассет. Там печатали вкладыш с названиями песен, и всё. А рисовать обложку – это серьёзная история, это деньги. Для "Ещё одного дня" Зосимов специально подписывал фотостудию. Там делалась сессия, работали гримёры, подмазыя прыщи. Это было дорогое удовольствие.

Почему после записи "86-88" группа стала разваливаться?

Владимир Ермаков: Работы у Чёрного Обелиска не было - это раз. Крупнов занимался своим сольным проектом - это два. Новых песен не было - это три. Стагнация длилась уже год. И плюс попытка увести Обелиск из тяжёлой музыки в русский рок. Кроме Анатолия больше никто эту мысль не поддерживал.

И после этого ты оказался в ЭСТе?

Владимир Ермаков: Нет, я параллельно пошёл туда работать. После записи альбома "13" Сагал, а он тоже резкий парень, повздорил с Жаном. А кто-то был должен играть альбом на сцене. И учитывая, что материальное положение надо было поправлять, я решил поиграть в двух группах. Эта параллельная работа длилась где-то полгода. В ЭСТе я пробыл два года, до 1997. А уйти пришлось по причине Васиного характера. Мы потратили весь лимит на студию, поскольку Вася углубился в творческий процесс, походу запоров левый канал смикшированных барабанов. От той сессии остался только сингл "Маша-Маша" ("Маша-Маша", "Чёрный пенж", "Майдан"). А я на тот момент уже год как был директором ЭСТа, и мне приходилось все эти ситуации разруливать с "Полиграмом". Я очень сильно перенервничал, напрягся, последний раз съездил с ними в Севастополь и свалил. И дальше до реюниона ЧО я не играл на барабанах. Как и все мы, я пытался жить и работать. Но в итоге барабаны взяли своё.

А что сподвигло вновь собрать группу?

Владимир Ермаков: В 1998 году я пришёл на концерт Тризны в "Крейсер" и, удивившись, что Митяй поёт, предложил ему поиграть. Сначала он не мог, но потом такая возможность появилась. То есть, группа вернула меня к барабанам. Изначально с нами играл Алексис. Но на тот момент Маврин уже позвал его к себе. И Алексису хотелось, чтобы была база, примочки, гитары. У нас на тот момент ситуация была не обжита, а у Маврина всё было налажено. И я понимаю Алексиса – артист захотел играть в нормальных условиях и ушёл. Добрейший души человек, я считаю его своим другом. Мы можем долго не общаться, но, встретившись не на концерте, сразу же нажрёмся. А так, музыка не позволяет… Первый концерт возрождённого Обёлиска состоялся 6 января 2000 года в "Р-клубе". Мы просто решили собраться и сыграть старые песни. Нас написали на афише, как "экс-Чёрный Обелиск". Весной мы записали сингл "Песни для радио". Ненавижу это название! Его внёс наш тогдашний администратор группы Антон Косаржевский, а никто не предложил ничего другого. Выпустили сингл на кассетах и в Лужниках на празднике пива штук двести запустили в толпу.

В начале двухтысячных Чёрный Обелиск уверенно пошёл в гору, и вдруг ты обнаружился ещё и в составе Mеchanical Poet…

Владимир Ермаков: Я на тот момент уже был знаком с Максом Самосватом и Томом Токмаковым. Мы даже вместе сделали замут для трибьюта Deep Purple "You Keep On Moving". Максим приезжал в гости на студию, привозил первые работы. Потом Поэты распались, а спустя какое-то время Макс сообщил о реюнионе. Приехал Лекс, мы с ним познакомились и решили сделать круто.

Смены участников Mechanical Poet имели музыкальный или личностный характер?

Владимир Ермаков: Собрать группу, собрать работоспособный коллектив – это очень большая проблема. Группа из студийной резко стала концертной. А это совсем другая история. Самосват – занятый человек. Начинает подводить нас с релизом. Инструментал был записан весной, а к октябрю ни одного записанного трэка с вокалом. А работать надо. Происходит недопонимание и расход. Не бросать же хороший материал! Нашли замечательного человека и певца Джерри Ленина. Вроде бы всё нормально. Тут рок-звезда дала сбой, стала лениться. А если ты работаешь в группе, то должен отвечать за себя. Поддерживать себя в форме – вокальной и физической, поскольку ты подписался в коллектив. Ты не делаешь – подводишь меня, я не делаю – подвожу тебя. Я понимаю - бытовые и прочие частные проблемы. Много чего бывает. Но есть вещи, которые нельзя упускать и игнорировать. Такая же ерунда с басистами. Пока мы их подбирали, пока пытались сыграться. Группа должна работать, как хорошо отлаженный механизм. И каждому приходится в этом случае жертвовать чем-то личным. Кому-то сном, кому-то семьёй (нет, не разводиться, конечно!). Но жопо-часы для музыканта никто не отменял. Это для обывателя музыкант целыми днями ничего не делает и бьёт балду, и поёт или играет. А это труд! И вот так один басист, второй басист… В итоге бас – портостудия, клавиши – портостудия. Мы с Лексом много сил и времени потратили, добиваясь такой же адекватности и такого же упорства от остальных. И это являлось причиной диссонанса между участниками коллектива. Хватает музыкантов, которые приходят, чтобы рок-н-ролить в плохом смысле этого слова.

Последний на сегодняшний день альбом "Eidoline" записывался с очередным вокалистом…

Владимир Ермаков: …Владимиром Владимировичем Насоновым! Это человек, которому бог дал очень много талантов. И поэтому он – раздолбай. Для него жопо-часы не так важны. Я желаю, чтобы его таланты реализовывались. Он не сразу на всё это подписался, поскольку раздолбай. Но у него есть хорошая особенность – если он обещает, то сделает. У нас на момент ухода Джерри был готов материал. И мы предложили Вованусу спеть песенку-другую. Так всё и получилось…

А что сейчас происходит с Mechanical Poet?

Владимир Ермаков: Ничего. Группа на каникулах. За два года мы сделали четыре релиза и устали. Изначальная идея была сделать круто. И к этому прилагалось столько моральных и физических усилий, что работать дальше в таком же режиме было невозможно. Но группа, естественно, не хоронится. Просто я пока ничего не могу сказать, что будет дальше.

У скрипачей главное – сыграть на скрипке Страдивари. А у барабанщиков есть такой же фетиш?

Владимир Ермаков: Как говорится, для лохов Амати делал скрипки, а для нормальных пацанов - барабаны. Я знаю, что у многих существует фетиш на эту тему, но у меня фетиша на Amati нет. Фетишем обычно являются Ludwig 60х годов. На них молятся, ведь на этих инструментах играли все корифеи хард-рока. Но у нас в стране таких инструментов не было.

Чёрный Обелиск десять лет просуществовал в одном составе. Это говорит о том, что отношения между людьми стабильные и более чем удачные?

Владимир Ермаков: Мы очень разные люди. К тому же, нам уже не по семнадцать, и мы плохо обучаемы. Характеры у нас уже сформировались. Мы друг друга знаем, как облупленных, и многие вещи нас друг в друге как радуют, так и раздражают. Это вполне естественно. Но получается, что проверка состава временем выдержана. И мы будем дальше работать.

К десятилетию реюниона выходит сингл "Чёрное Белое". Что нам дальше ждать от Обелиска?

Владимир Ермаков: Новый альбом! А ещё у нас есть определённые мысли, которые, может быть, удастся воплотить. Есть идея объединить альбомы "Пепел" и "Нервы", скомпоновать лучшее и переписать.

Чем они плохи в оригинальном виде?

Владимир Ермаков: Они хороши. Просто есть смысл спустя десять лет взглянуть на них с другой стороны. Мы хотели бы показать, как мы это видим сейчас. Может быть, они зазвучат повзрослее, а может быть… Кто знает, как мы это передадим?..

Интервью - Александр "Alexx-Off" Молодяков, Виталий Куликов,
Наталия Ткаченко, Святослав Ткаченко. Сентябрь 2009.