Александр Манякин – один из самых видных деятелей российского барабанного искусства. Его имя указано в каталогах TAMA и PAISTE наряду с таким монстрами, как Нико Мак Брейн, Ларс Ульрих и другие. Он играл и играет в самых популярных командах нашего тяжелого рока – АРИИ и КИПЕЛОВЕ. Его коллекция малых барабанов одна из самых полных. И, когда у нашего портала выпала возможность с ним пообщаться, мы не задумываясь отправились на встречу с Александром в лучший магазин музыкальных инструментов в Москве «МузТорг» на Савеловской, любезно предоставивший нам помещение для беседы.

С чего началось Ваше увлечение рок-музыкой, да и вообще - музыкой?

Это произошло еще в школе, в начальных классах. Я играл на пионерском барабане, и учитель пения предложил продолжить дальше. В третьем классе я начал уже в ансамбле поигрывать. Можно сказать, что с третьего класса все и началось. Постепенно я стал играть на школьных вечерах. Меня вперёд тащил учитель пения, и ещё один парень, который был старше меня, все азы мне показал. Потом уже, в восьмом классе, я начал играть на танцах. Это был восьмидесятый год - по тысяче-полторы народу на танцы приходило. Четыре раза в неделю.

А почему Вы решили выбрать именно барабаны?

Вы знаете, даже не могу сказать. У меня почему-то тяги к чему-то другому не было никогда. Я увидел барабан – и мне понравилось. Давным-давно, когда я был совсем маленьким, старший брат завел мне пластинку группы ВЕСЕЛЫЕ РЕБЯТА, гибкую такую, синенькую - песня, помню как сейчас, называлась «Разметалось поле». И мне понравилось, как барабанщик там играет. И с этого все пошло. Потом, когда я играл на танцах, мне понравился саксофон, и я как-то сам на нем для себя позанимался. У КАРНАВАЛА была песня «Спасательный круг» - я ее сам подобрал, выучил ... А так – я на гитаре могу три аккорда сыграть, на бас-гитаре что-то могу, но нет тяги такой, как была к барабанам.

Как Ваши родители относились к Вашему увлечению музыкой?

Родители у меня были адекватные люди, хотя это и были советские времена – тогда пожестче все было. У меня есть друг, Валера Шишаков - он потом работал вместе с нами в АРИИ звукорежиссером, потом ушел вместе с нами в КИПЕЛОВ и потом вернулся в АРИЮ опять. Он меня и вытащил на танцы. Я когда пришел прослушиваться на танцы – восьмой класс, сами понимаете - а там взрослые дяди, тети танцуют, да и играют взрослые люди. Он сначала отправил меня в Дом Пионеров еще поучиться, а потом у них в ансамбле возникла проблема с барабанщиком, и он меня взял. Но, при этом, он пришел к родителям и с ними поговорил. Он человек непьющий, говорит: «Я отвечаю за вашего сына!». Они согласились без вопросов, и, я думаю, что не пожалели об этом. Половину зарплаты я отдавал родителям, половину оставлял себе, но на эти деньги я мог позволить купить себе барабаны. Родители были довольны, и подспорье было хорошее, ведь зарабатывал я точно больше мамы.

Какие группы Вам нравились тогда и оказали влияние на Вас как на музыканта?

В принципе, мне нравилось, то, что мы играли. Мы ездили по концертам, которые происходили в Москве - тогда туда было сложно попасть - и там мы английские песни играли. EUROPE, RAINBOW, DEEP PURPLE - то есть, люди танцевали тогда под такие песни, это не как сейчас - «унц-унц» и дискотека. А с русскими песнями мы ездили уже на все концерты. Большое влияние на меня оказала группа АРАКС: когда я попал на первый концерт, я был просто поражен. Потом были КРУИЗ, КАРНАВАЛ, естественно, ДИНАМИК, а потом и АРИЯ. С 1985-го года мы на танцах играли их медленные песни - «Без тебя», «Мечты»… Многие группы, на самом деле, повлияли. В основном, RAINBOW, WHITESNAKE и EUROPE – они тогда очень сильно выстрелили с этой песней, «The Final Countdown», ее, наверное, помнят до сих пор все. Я даже ходил на концерт, когда они приезжали в Москву, уже в 2008-м или 2009-м году - сидел с открытым ртом, так все было хорошо и замечательно… Потом уже я полюбил IRON MAIDEN, но это появилось, когда я попал в АРИЮ.

Какие барабанщики Вам нравились тогда?

По тем временам это Боб Рондинелли из RAINBOW. Ян Пейс, естественно, Кози Пауэлл… Это классика жанра, и они все хорошие и разные, всех можно заслушаться.

А «нормальной» работы у Вас не было? Тогда же вроде требовалось, чтобы что-то было записано в трудовой книжке…

У меня была профессия обувщик. В 1983-м я окончил школу, десять классов, и уже играл на танцах. А с 1984-го по 1987 я одновременно с игрой на танцах еще и работал обувщиком. В 1987-м я уже ушел в КИНЕМАТОГРАФ.

И это была Ваша первая «профессиональная» группа?

Да.

Как Вы попали туда?

Я попал туда благодаря Коле Сафонову, он тогда играл в ЗДРАВСТВУЙ, ПЕСНЯ! Ему позвонил такой певец – Саша Добрынин, тогда он пел в КИНЕМАТОГРАФЕ, а потом еще в ВЕСЕЛЫХ РЕБЯТАХ, сейчас же сольно. Может, помните песню «Розовые розы для Светки Соколовой»? Это он. И вот, он как-то позвонил Коле Сафонову, и Коля посоветовал меня в КИНЕМАТОГРАФ. А, нет, сначала меня порекомендовали в группу, по-моему, СОВРЕМЕННИК. Но получилось, что туда уже кого-то взяли. И Коля меня отправил в КИНЕМАТОГРАФ на прослушивание. Ну, я приехал, прослушался, и меня взяли.

Это та группа, где пел Анатолий Алешин?

Да, Алешин пел, но это было до меня. А директором группы был Борис Рычков. Был такой композитор – он написал песню Пугачевой «Все могут короли».

А кто тогда работал в КИНЕМАТОГРАФЕ вместе с Вами?

Когда я там работал, я всех там наизусть помнил по именам, если надо, я могу перечислить. Сейчас там практически половины нет уже в живых, все почему-то умерли: Андрей Тарасов, Артур Бутаев… Виталик Гулин жив. Музыкальным руководителем был Сережа Парамонов, его тоже сейчас нет. Помните такого? «Пусть бегут неуклюже пешеходы по лужам…»

Да, конечно. Он написал эту песню?

Нет, он ее пел тогда мальчиком в хоре. А потом он вырос вот до музыкального руководителя, еще и на клавишах играл. Очень хороший человек был. И в то время мы еще аккомпанировали Валерию Ободзинскому, работали с ним очень долго.

Программа у КИНЕМАТОГРАФА была полностью своя или что-то играли из чужих песен?

Нет, все было свое. Кто-то из ребят и Рычков писали. Играли их хит тогдашний - «Вижу себя нарисованным в лодке…». Его еще Алешин пел. А когда я пришел, пел Борис Буров, победитель чего-то там. И потом пришел Игорь Браславский, который позже пел в ДОКТОР ВАТСОН.

А что собой представляла музыка примерно?

Смесь рока с чем-то еще. Одно отделение мы играли песни повеселее, другое - ну, какой-то рок, такой легкий рок.

Записывали ли Вы что-нибудь в составе КИНЕМАТОГРАФА?

Нет. Разве что для себя только, выходили какие-то подпольные записи. Я ведь там отработал не очень много – ровно год. В 1987-м в июне я пришел, и в 1988-м в июне я ушел сам. Там так получилось, что выгнали моего друга Валеру, я его с танцев перетащил туда – он там и пел и еще что-то делал. Случился какой-то конфликт, и я ушел с ним за компанию. И как раз увидел объявление, что в АРИЮ требуется барабанщик.

Это объявление было где-то опубликовано?

Я, честно говоря, не помню. Кто-то мне из музыкантов сказал, что есть место в АРИИ.

Вы играли тогда, собственно, поп-рок, такие достаточно легкие песни. А АРИЯ, она с самого начала играла тяжеляк. Почему Вы решили, что Вы хотите именно туда?

Мне нравилось. Это была мечта всей моей жизни. На тот момент мне еще нравилась группа АЛЬФА Сергея Сарычева. В ней еще давно работали Дубинин и Холстинин. И вот, когда я работал в КИНЕМАТОГРАФЕ, мы приехали в город Великий Новгород - там у нас была тусовка, большой концерт на стадионе. И барабанщика АЛЬФЫ Колю Чунусова вдруг прихватило, и его увезли. Сергею кто-то сказал, что я могу сыграть их песни, он ко мне подошел, спросил, действительно ли я смогу. Я ответил, что на танцах мы все эти песни играли. Он спрашивает еще: «А репетировать надо?». Я говорю: «Нет, не надо». И вот, я с ними отыграл два концерта подряд. То есть, сначала с КИНЕМАТОГРАФОМ, а потом с АЛЬФОЙ. Я очень хотел тогда в АЛЬФУ попасть, и я понял, что наполовину моя мечта сбылась - я с ними поиграл. Через определенный какой-то момент они меня позвали в АЛЬФУ дальше продолжать - у Коли были проблемы. А, да, я тогда еще прослушивался в группу КУРАЖ. Вот, и как раз вроде там музыканты сказали, что в АРИЮ требуется барабанщик.

А не сложно ли было «перестроиться» под «арийскую» музыку?

Да нет. Я когда пришел на прослушивание, были Дуб и Холст - Кипелыч с Мавриком еще не подошли. Это было в саду «Эрмитаж» на Пушкинской. А там до меня еще было двое барабанщиков, их не взяли. И я как бы испугался и вышел. А потом техник будущий, с которым мы пришли прослушиваться, меня, как бы подначил: «Да пойдем! Сыграешь там то, что сможешь». А мы же играли все это на танцах. Я пришел - «Можешь что-нибудь сыграть?». Я и сыграл там сразу три песни. Они: «Ну, а что еще? Это можешь?» А дома предварительно я еще позанимался, поснимал какие-то песни. Ну, сыграл «Герой асфальта», сыграл еще что-то, и еще, и еще. Потом пришли Кипелыч с Мавриком: «Давай попробуем споем!» Уже, как бы, целиком песни сыграем. Получилось. Взяли. До меня только потом дошло, что я в группе. Там еще проблемы были с тем, что у меня не было ни московской, ни областной прописки, а была во Владимирской области. А был же Векштейн еще жив, и они работали от «Москонцерта» - очень проблематично было попасть на работу. Не брали просто. Мне пришлось ездить к родственникам в Подольск, чтоб хоть куда-то прописаться. И я работал, но не был оформлен. И в восемьдесят девятом мы разошлись с Векштейном и ушли к Фишкину. И прописка уже была не нужна. Кстати, в этот момент с АРИЕЙ параллельно репетировал Удалов.

Когда шла работа над альбомом «Игра с огнем», так?

Да. Я был в группе, но Дуб с Холстом отдельно репетировали параллельно еще и с Максом. Ни Кипелыч, ни Маврик об этом не знали. И я, конечно, тоже не знал. Мне потом рассказали, как пришли Маврик и Кипелыч на репетицию и увидели, что играет Макс. И они поставили ультиматум: или мы, или Макс. И Дубу с Холстом пришлось согласиться: пусть играет Манякин.

Как Вы думаете, почему так получилось?

Они свалили всё на то, что они боялись, то, что я не сыграю и так далее. Макс-то уже поработал с ними, а я пришел осенью восемьдесят восьмого, и в марте следующего года мы уже закончили запись. У меня времени не было, чтобы войти в струю. Они сказали, что это только для записи, а потом я все буду играть. Но вот, получилось, что я и записал.

По-моему, тогда АРИЯ впервые выехала за границу…

Нет, они еще до меня ездили, а моя первая поездка с ними в Германию - это восемьдесят девятый год. Потом, по-моему, в девяностом или девяносто первом год была Греция.

А каково было первое впечатление от заграницы?

Ну, это ГДР была: всё красиво, люди живут. Много денег нам дали тогда, марок. Их девать было некуда. Можно было все купить, народ воспринимал нас нормально. Все было интересно. Потом мы в Германию ездили еще, когда они уже объединились. А в Грецию мы ездили с АЛИСОЙ и ВОПЛЯМИ ВИДОПЛЯСОВА. Туда была очень интересная поездка: три концерта, но ни одного не было. Хотя денег дали опять (смеется).

Это как так?

А вот так. Когда мы приехали в Афины и нам показали площадку, нам стало плохо. Просто площадка была больше, чем наш «Олимпийский» - тысяч на тридцать человек. Мы приехали, я вышел в зал – а там сидят, может быть, человек сто, но их не видно вообще. Ну, организаторы и отменили. Потом в Салоники поехали. Там собралось на баскетбольной площадке, как сейчас помню, человек девятьсот, наверно, а она две с половиной тысячи вмещает. Орги сказали: «Это мало, мы играть не будем». Еще на острове каком-то должен был быть концерт. Мы уже не поехали. Но денег при этом дали за все концерты. Так вот мы десять дней провели в Греции, пожили в нормальных гостиницах - все праздники: 30 апреля или 1 мая мы уехали и 10 мая приехали. Помню еще, что из Греции все пьяные летели и пели под баян в самолете. Там весь самолет пел! (смеется)

В восьмидесятые было принято играть на 2 бочки. Вы же изначально работали на одной. Чем был обусловлен этот выбор?

В восьмидесятые это был на западе, у нас я даже не знаю, кто так играл. На какие концерты мы не приезжали – все играли на одной бочке. И как-то даже я не задумывался об этом.

После выхода альбома «Кровь за кровь» и развала СССР наступили сложные времена: рок-музыка в стране разом стала никому не интересной, и музыкантам пришлось выживать любыми способами…

Концертов практически не было – раз пять за год выступим. Мы были очень, очень бедные и нищие музыканты. То есть, никто себе позволить ничего не мог. Все работали вне музыки: Кипелыч сторожем, Дуб сторожем тоже, я там где-то в автосервисе подрабатывал... Масштабные концерты начались, наверно, с девяносто пятого – девяносто шестого года.

В 1994-м Кипелов первый раз ушел из группы АРИЯ. Какова была Ваша позиция тогда?

Я не знал, честно говоря, что делать в тот момент... Если бы я ушел тогда, а Кипелыч с Мавриком потом бы вернулись? Мы с Мавриком ездили к Кипелычу домой, пытались его уговорить вернуться. А потом, когда вернулся Кипелыч, мы уже с ним пытались уговорить Маврика. Но тогда уже не получилось. Он сказал: «Я не буду играть», хотя на альбоме и песни были его, и делали мы это все вместе. Ну, и предложили Тере. Он согласился, сыграл какие-то песни. Я даже не помню, играл там Маврик что-то или нет.

Он записывал «Ангельскую пыль» для сборника «Русские металлические баллады-1».

Да, и еще какую-то песню тоже, не помню уже какую... «Возьми мое сердце» мы вроде бы от начала и до конца делали все впятером. Еще когда Маврик был. По-моему, он там и записывался.

Хорошо, а когда Кипелов тогда вернулся, не было ли какого-то напряга в отношениях?

Да нет, в принципе, тогда это все как-то относительно быстро сглаживалось. Была бы работа - и все было бы хорошо. Конечно, у всех это в памяти отложилось, у кого-то свои мысли были по этому поводу. Но на тот момент мы все нормально общались, все хорошо было. Сплотились как-то даже, и обмывали, помню, этот альбом. Даже помню где, помню как и что. Теря первый раз там был. Все было весело.

В 1995-м году, на альбоме «Ночь короче дня» появилась песня «Король дороги», которую на концертном альбоме «Сделано в России», посвятили Вам, как «заядлому гонщику». Это Ваше увлечение?

Да они прикалывались просто-напросто. Но там было, над чем прикалываться, потому что в августе-месяце девяносто пятого я разбился на машине. На большой скорости вылетел через люк и еле остался живой. Я думал, что я играть-то не буду вообще уже дальше. Даже на клипе «Возьми мое сердце» снимаюсь не я. Там снимается другой барабанщик - он просто на видео «замылен». Это наш друг Паша, я не помню, из какой он группы. Его позвали, потому что я на тот момент лежал в больнице. Со сломанной ключицей, разбитой вдребезги лопаткой, челюстью, двадцать одним швом на башке - то есть, полный набор. Я, когда лежал в больнице, я там и помирал - давление падало, шестьдесят на сорок. Я помню: «арийцы» ко мне приехали, Дуб чего-то мне говорит. Я так: «Шшшшш» - и все, без сознания.

Долго потом восстанавливались?

Очень. Рука до сих пор не работает на сто процентов, но приходилось стараться. Тогда еще очень сильное сотрясение было. «Арийцы» даже играли два концерта под «машинку». Они ездили без меня в Донецк, по-моему, играли там один концерт. И в клубе на Алтуфьевском шоссе, забыл его название, играли под машинку, но я уже был на концерте. Присутствовал, но играть не мог. Я три месяца вообще ничего не мог делать после того, как из больницы вышел! Первый мой концерт был в Питере. И когда там звукорежиссер ошибся, и зафонили очень сильно монитор, я думал, что сдохну, честно говоря. Башка была вот такая вот (показывает).

Как раз примерно с этого времени, с девяносто пятого – девяносто шестого года резко увеличилось количество концертов. Как Вы думаете, с чем это могло быть связано?

Я думаю, с тем, что мы просто не померли и продолжали что-то делать – записывали диски и так далее. Не сложили руки и не уехали в Америку, как многие поступили на тот момент. Наверное, это и сыграло свою роль. И, может быть, изменилось что-то у людей, молодежь стала слушать больше эту музыку. Играли-то мы всегда живьем.

После появления клипа на песню «Беспечный ангел», наверное, концертов стало особенно много…

Уже на «Генераторе зла» был подъем. Мы уже много работали - на фестивалях, и залы собирали. Но потом, конечно, еще больше концертов стало.

В какой-то части тура «Генератора зла» Вас заменял Максим Удалов. Что тогда случилось?

У меня была сломаны пальцы на правой руке. И Макса попросили меня подменить. Он же у нас работал тогда звукорежиссером. Но и я ездил также на все концерты.

У Вас с Максом Удаловым проблем не было никогда в общении, да?

Вообще никаких! Мне Макс как раз после двадцатипятилетия позвонил, говорит: «Сань, что такое? В Интернете пишут всяческие бредни, что мы с тобой враги и так далее, сравнивают нас». Я ему отвечаю: «Макс, я вообще не понимаю, что происходит». Я даже там хотел на кого-то наехать из Интернета. Никаких проблем у нас с ним не возникает вообще. Мы друзья и хоть редко видимся, но когда видимся – мы общаемся, и никаких подпольных игр и подводных камней нет. Он может сказать мне, что хочет, я ему - то же самое. Я играл его партии, когда он только пришел, сейчас он играет мои партии, как я записал. То есть, никаких у нас с ним вопросов нет.

А, кстати, по поводу барабанных партий. Когда Вы играли партии других «арийских» барабанщиков, Вы меняли эти партии под себя или старались играть точно, как было?

Я старался играть так, как есть, потому что я не понимаю, зачем менять. Сыгранное – это классика. То есть, может, я где-то совсем чуть-чуть и меняю, но, в основном, не трогаю. «Герой асфальта» я пытался сыграть так, как его сыграл Макс. «Волю и разум» - как сыграл Молчанов и так далее. Хотя не думаю, что у меня это получилось. По крайней мере, «Тореро», «Воля и разум» и другие – у нас они сейчас такие, от вольного: можно так сыграть, можно по-другому. Эти песни уже ничего не испортит! (смеется)

Мы подошли к краеугольному моменту в Вашей карьере. Во время записи альбома АРИИ «Химера» в группе начались какие-то проблемы, которые в результате привели к распаду группы и образованию группы КИПЕЛОВ.

К этому моменту мы уже не разговаривали друг с другом, не здоровались даже – только если по работе. На концертах приходилось делать вид, что мы общаемся. Не знаю, отчего это все произошло – наверное, мы и поднадоели друг другу, да и вообще - разные были проблемы. Даже, если внимательно послушать, на альбоме «Химера» песни звучат по-разному.

А почему так?

Потому что сводил их каждый сам по себе. Допустим, если это песни Дубинина – он сводил их сам. Ему нравилось, чтобы малый барабан был такой, гитара была бы вот так, бас вот так, и так далее. Если это песни Терентьева и Кипелыча - они звучали так, если песни Холстинина – они звучали по-другому.

И Вы при расколе примкнули к лагерю Кипелова…

Мы все это сами и придумали. Я предложил Кипелычу: «Если мы не общаемся с ними, то что делать - давай расходиться». Не он придумал название КИПЕЛОВ! Не Кипелыч. Я посоветовался с Терей, и мы ему предложили это название. А что нам мудрить, зачем что-то там придумывать? Назовемся не «Валерий Кипелов», а просто КИПЕЛОВ. Там же ситуация была, что название «АРИЯ» принадлежало на тот момент нам пятерым: Дубинину, Холстинину, Кипелову, Терентьеву и мне. Оно было зарегистрировано и все такое. Когда разошлись, мы договорились, что его мы не используем и потому мы назвались так. А они сначала стали ХИМЕРОЙ. Но потом у них получилось выкупить оригинальное название как-то по-хитрому - история об этом умалчивает - и они назвались АРИЕЙ. Но, по идее, если мы ушли втроем, то название должно было принадлежать нам. Логично? Обе стороны как бы «по-джентльменски» решили, что не будут называться АРИЕЙ с расчетом на то, что, может быть, когда-нибудь объединиться под этим названием. Но получилось вот так.

В интервью порталу MetalRus.ru Виталий Дубинин говорил, что менеджмент группы КИПЕЛОВ хотел зарегистрировать на себя название «АРИЯ», но проспал нужный момент, и «арийцы» подсуетились и сами зарегистрировали.

Мы не хотели его зарегистрировать, это все не так! Мы же изначально боролись за то, чтобы не быть АРИЕЙ. У нас была фирма «Ария-Тур», где мы работали – и все. Мы в августе назвались КИПЕЛОВ и уже в октябре поехали под этим названием в тур.

Как в самом начале решалось, что делать - писать альбом или ехать в тур?

Эта дилемма у нас и была: писать альбом или ехать в тур. У нас тогда директором была Рина Ли. Она же в АРИИ еще работала, ездила с нами еще от «Harley Davidson». Они ее поставили. Когда мы ушли, с нами ушли практически все техники и звукорежиссер. Из техников в АРИИ остался один человек только. Рина тогда очень бурную деятельность развила с рекламой и всем прочим. И если бы мы на тот момент стали писать альбом, то, наверное, это затянулось бы надолго, потому что материала не было, люди были новые, и сыгранности не было никакой. Логично? И мы решили, что нужно как-то заявить о себе, что мы есть, мы не пропали. И мы сделали программу и сразу поехали, чтобы люди увидели нас. Я думаю, что АРИЯ поступила бы точно также, будь у них готовый вокалист. Но им нужно было просто раскрутить нового певца, потому они и стали записывать альбом.

Вы поехали в тур, почти год не вылезали из концертов, и только через два года сели за запись дебютного альбома. Но в процессе его подготовки потеряли обоих гитаристов. Как это случилось?

Неожиданно. Для нас было, конечно, шоком, когда мы в октябре 2003 года собрали «Лужники», вообще полный зал, и когда мы выходим после концерта в гримерку, заходит Терентьев и говорит: «Я хочу сделать заявление: я ухожу!» Для нас это было полной неожиданностью. Вроде всё есть: проехали тур большой, Москва показала, что народ ходит и все такое. И вдруг человек выходит и говорит, что уходит. Облом сразу. Потом у Маврика заклинило крышу.

В смысле?

Маврик изначально предлагал назвать группу «КИПЕЛОВ-МАВРИН». А мы подумали, а почему не «КИПЕЛОВ-МАНЯКИН», «КИПЕЛОВ-ТЕРЕНТЬЕВ»? Почему нет-то? В Харькове был наш последний концерт с ним. И что там ему в голову стукнуло, до сих пор никто не знает. Мне так кажется - хотя никто об этом не скажет - но я думаю, что все, кто ушел, поняли, что совершили ошибку. Хотя, может быть, и нет. Может, они довольны своей свободой. Но время-то все поставило на свои места: к кому ходит народ, кто больше нравится, у кого концертов больше и так далее…

А как в группе появились Андрей Голованов и Вячеслав Молчанов?

Ну, как у нас гитаристы появляются? У кого друзья есть, тех и зовут. И еще такой момент есть: «Давай играть - нет времени прослушивать». А Голованов - он ходил раньше еще в Рок-гимназию Сергея Задоры и играл в его группе. А он был Лехи Харькова друг. Тот и говорит: «Давайте попробуем!» Он, к тому же, холстининский ученик. Попробовали, поиграли - взяли. А второго, Молчанова, уже после Смольского искали. Очень многие прослушиваться приходили, в том числе очень известные гитаристы. И вот, мне позвонил Шатуновский Андрюха, и говорит, мол, есть такой гитарист – Слава Молчанов. Я говорю ему: «Ну, давай, попробуем». Я ему позвонил, сказал, что к чему. Он пришел, все сыграл, нам очень понравилось, и мы его взяли. Еще, кстати, не всегда важно, как играет человек. Конечно, это важно, но, также немаловажно то, какой человек в жизни, как он будет работать в коллективе, как он со всеми сработается, какие отношения…

Это действительно немаловажно, учитывая, что АРИЯ развалилась, в общем-то, из-за межличностных отношений…

Ну да. Но все равно: время лечит все. Если я с Дубининым и Холстининым не общался восемь лет вообще просто никак, то потом, на каком-то юбилее уже и выпивали вместе, и обнимались - все нормально. Может быть, обиды и остались у кого-то, но у меня нет на них обид. Никаких.

После ухода Маврина на замену был сессионно взят гитарист RAGE Виктор Смольский. Чья это была идея?

Рины Ли. Мы же играли концерты с RAGE. Там гитарист русский был – вроде нормальный, играл хорошо. К тому же, ушел Маврик – записывать альбом некому было. Вот и решили его позвать как сессионного музыканта на запись.

Успешным ли было сотрудничество с ним?

Я могу сказать так - пусть кто хочет на меня обижается: Смольский – это двуличный человек. Правды в глаза он не скажет никогда. Он нам говорил одно, потом за глаза про нас говорил совершенно другое. Он хороший музыкант, хороший гитарист, но человек он никакой. Нечестный человек просто. Если ему нужен кто-то - он будет ему говорить одно. Как только тот ему будет не нужен - он будет говорить другое. И вот с этим человеком я никогда общаться не буду. Тот же самый Майк Террана - я считаю, неплохой музыкант, один из самых крутых там – приходил к нам после своего выступления и говорил: «А мне запрещают продавать майки мои» - «Кто?» - «Смольский». Потом, когда мы играли вместе с RAGE, он подошел к нам и попросил сыграть соло: «Мне сказали, что вы запрещаете мне играть соло на концерте». Мы с Кипелычем посмеялись. Он говорит: «Смольский сказал, что это исходит от вас». С Терраной у нас абсолютно нормальные отношения – он очень хороший мужик. Но, опять же, почитайте, что о нем говорит Смольский.

Плохо он о нём говорит…

А как он заработал на нас при сведении альбома «Реки времен»? Сказал, что все будет хорошо звучать, а сам все свел на какой-то порто-студии. Он тупо завышал цену и брал с нас деньги, хотя ему оплачивали все, и получал он нормально. «А что вы, ребята, хотели? Это шоу-бизнес. Да, я заработал на сведении, на клипе…» За такие деньги, как мы отдали тогда, мы сейчас сводимся за границей у тех, кто там номер один считаются - у Плотникова, Хансена. И то - они не берут таких денег, какие взял Смольский. Это о чем-то говорит?

Вы же, наверное, с самого начала слышали, что звучит-то все не очень. Почему же тогда решили это выпустить?

Мы же все время были в турах, и слушали то, что он приносил, на каких-то магнитофончиках. Он нас приглашал: «Давайте послушаем!» Что услышишь на этой технике? «Половины этого нет вроде…» - «Я доделаю, и все будет хорошо». А когда вышел результат – мы охренели. Но было уже поздно. Деньги были отданы, и всё. Ладно бы там было качество - никто бы ничего не сказал. И после этого он может что-то говорить еще, что мы там какие-то плохие? Этот играть не умеет, тот не умеет, а я один такой крутой. Ну, крутой. Только вот крутизна у него проявлялась в том, что он мог, когда у него что-то ломалось, все бросить и со сцены во время концерта уйти. Но ты же профессиональный музыкант, артист – играй на том, что есть! Ты хотя бы не уходи, не показывай, какой ты пафосный! И не говори после концерта в микрофон звукорежиссеру, что он козел, например! Это разве нормально?! А такое было в Уфе.

Не очень, конечно, это красиво…

С этим человеком нужно пообщаться, поездить, и пожить год хотя бы – и все будет ясно. Нам всем часто задают подобные вопросы, и все как-то это сглаживают. Но после того, как я прочитал какие-то его интервью, меня просто распирает от того, насколько он все перевирает!

То есть, и поэтому на пересведенном варианте «Рек времен» два соло Смольского были переписаны из-за этого?

Да.

А почему именно эти две песни – «Не сейчас» и «Призрачный взвод»?

А потому что на эти песни мы делали клипы. И, чтобы Смольский не выступал, что он это сыграл и «дайте денег еще», Славик записал их заново. Если бы человек был нормальный, то, может быть, никто бы ничего и не переписывал. А зная его жадность до денег…

Но сейчас у группы новый гитарист, и все замечательно. А как обстоит дело с написанием нового материала? Ведь сингл «Отражение» был выпущен год назад…

Все очень просто – все упирается в тексты. Кипелыч хочет все конкретно донести до народа, чтобы было спето простым, доступным языком. Не всегда у Риты это выходит. А с другими у нас не получается. Из-за этого все тормозит. Альбом-то можно написать очень быстро. Например, у Молчанова есть медленная песня, записанная еще к альбому «Жить вопреки». Сколько с его выхода прошло времени?

Три с половиной года.

Ну, вот. Но на нее до сих пор нет стихов…Не знаю, вот сейчас закончится тур, и мы засядем в студию. Мы всё прекрасно понимаем, что надо, но... (разводит руками)

Принимаете ли Вы участие в написании аранжировок к песням группы?

Композиторы сперва приносят просто «рыбу», «рифф». И мы пробуем его по-разному сыграть: а если так? А если быстрее? Нет, лучше медленно - может, из нее баллада получится… То есть, все принимают участие. И мне могут, или Кипелыч или Леха, гитаристы сказать: «Сыграй так». И я им могу сказать сыграть или спеть по-другому.

А раньше, в Арии, было так же?

Ну, приблизительно, да. Обычно, как играть, мне говорил Дуб. Он очень хорошо понимает в барабанах. И я ему благодарен, что он как-то научил меня, что надо делать и куда смотреть.

Но свои коррективы в партии Вы вносили?

Насколько мог, и насколько это вписывалось в музыку. Полностью песню никогда не приносили: был рифф, предварительные барабаны, какой-то бас…Но все аранжировки делали вместе. Редко очень Дуб или Холст могли принести законченную песню. Кипелыч обычно приносил мелодию, Маврик тоже. Холст не мог, например, барабаны набросать от начала до конца, а Дуб мог. Он же ритм-секция и понимает, какими они должны быть. Хотя на «Химере» у Холста в песне «Тебе дадут знак» барабаны были уже забиты, как надо. Такой очень интересный рисунок, и я его играл. Дописывал, вернее. Получилось так, что то, что он забил на машинке, сыграть было нереально: просто не хватало рук. Потому что там шел малый, том и тарелки, и все вместе одновременно. У нас это называется «осьминог»: это может сыграть только тот, у кого восемь рук. И пришлось там как-то все объединять. А на концерте играли упрощенный вариант, но старались максимально близко приблизить к тому, что он хотел.

За больше, чем 25 лет в музыке, Вы не написали ни одной песни полностью. Почему?

Есть более достойные авторы. Я могу подсказать в аранжировке что-нибудь. Как я уже говорил, все равно все песни мы делаем вместе, и к каждому прислушиваются.

Тогда вопрос по инструментам. Вы какими барабанами пользуетесь?

Я эндорсер барабанов Tama, тарелок Paiste и микрофонов Shure.

Микрофонов барабанных?

Барабанных, да. И я еще пою вместе с группой русские народные песни на концертах.

Вы с самого начала выбрали именно эти инструменты?

Сначала я купил свою первую установку Tama, а потом мне предложили эндорсмент на нее. Потом еще мне предложили сделать свои именные палки Tama. Они есть и в их каталоге, где из русских артистов только я один. И в каталоге тарелок фирмы Paiste тоже. У меня стащили на концертах в городе Туле набор тарелок, четырнадцать штук - кому-то они, видимо, понадобились больше - и мне предложили обратиться на фирму Paiste. Я обратился к их представителю, мы в Москве встретились, и с тех пор мы с ними очень плотно сотрудничаем. Они сделали мне тарелки черного цвета с логотипом «Кипелов. Х лет» и моей росписью. Их можно увидеть на новом концертном DVD. В этом году такие черные подписные тарелки были выпущены только для троих барабанщиков: для меня, барабанщика SLIPKNOT и еще кого-то.

А в чем преимущество барабанов Tama и тарелок Paiste перед другими производителями?

Tama очень хорошо звучат. Мне удобно, и я к ним привык. Если я раньше использовал тарелки Zildjian, а потом перешел на Paiste, то барабаны я всегда использовал Tama. Их у меня четыре установки. Вообще, это дело вкуса каждого – кому какие нравятся.

Это да. Свобода выбора – наше всё!

Я собрал, кстати, большую коллекцию малых барабанов. У меня их порядка ста двадцати штук.

Ого!

Если я буду брать их по одному на каждый наш концерт, мне понадобится два года, чтобы использовать их по одному разу (смеется). Такая вот коллекция. Tama, понятно, я собрал все. У меня есть разные барабаны очень разных фирм. Все хорошие, все раритетные… Я очень хотел себе Ludwig шестьдесят шестого года, года моего рождения. Теперь у меня их два. Я очень удивился, насколько хорошо они все-таки звучат. Еще, например, у меня есть барабан фирмы Paiste...

Они же, по-моему, только на тарелках специализируются, а барабаны не выпускают?

Они и не выпускают. В 2002-м году было сто лет фирме Paiste, а она, кстати, была образована в Питере, у нас. Они собрали все тарелки западных эндорсеров – МакБрейна и других. Колотые, ломаные – и в 2002-м переплавили их и сделали сто барабанов. И барабан называется «Spirit of 2002», то есть, «Дух 2002-го». Так вот, один экземпляр из этой сотни у меня есть. Я думаю, что это очень раритетная вещь, и все за ней гоняются. И таких юбилейных барабанов у меня очень много. В основном, конечно, от фирмы Tama, даже малые. Не так давно к нам приезжал бренд-менеджер Tama по Европе Юджин. Мы с ним виделись, и когда я ему сказал, сколько у меня барабанов, он был просто шокирован.

То есть, лучшим подарком для Вас от поклонников был бы барабан, которого у Вас нет в коллекции?

Наверное, да. Но я думаю, что такого нету (улыбается).

А каких барабанщиков вы бы могли выделить сейчас? Уже как опытный профессионал с более чем 25-летним стажем…

Да мне многие нравятся, честно говоря. Не могу выделить кого-то определенного. Например, сольные барабанщики – их много, и они все играют – уши заворачиваются. Я не знаю, сколько нужно заниматься, чтобы играть, как они. Майк Террана однажды сказал, что, в Америке чуть ли не в каждом доме барабанщик сидит… А так - мне очень нравится группа NICKELBACK. То есть, мне очень нравится их барабанщик. Молодой парень, играет прекрасно – все, как надо и с такой подачей, что дальше некуда. Я считаю, что никто не звучит так мощно, как они, на записи. И когда они приехали к нам, я пошел на концерт, как раз перед поездкой в Питер: мы уезжали в тот же день тогда. Я шел и думал, что меня, возможно, ждет разочарование. Но пришел, послушал и охренел от того, как они звучали, сыграли, спели, какой был звук, свет и так далее. Я был в шоке. Лучше их я не видел никого!

А из наших Вы могли бы выделить кого-нибудь?

У нас очень много классных барабанщиков, все молодые - хорошие. Даня Светлов ([AMATORY] – прим. ред.), Сергей Прокофьев (ТАРАКАНЫ!, ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЭЛЕКТРОНИКОВ – прим. ред.)… –  да полнó их. С кем я общаюсь, они все нормальные, все хорошие.

Спасибо за общение! Скажите, пожалуйста, несколько пожеланий нашему порталу www.metalrus.ru

Удачи, и чтобы всё было хорошо! Счастья и процветания!

Виталий Куликов при участии Александра Молодякова

Фото: Владимир Умельцев

Спасибо Евгению Одинцову за помощь в организации интервью и магазину «Музторг» на Савеловской (ул. Вятская, д.1) за предоставленное помещение

21 сентября 2013 г.